June 5 2020, 10:31

Необычный парадокс

Они лежали полностью обнажённые, прикрытые только белыми стерильными простынями, совсем рядом, их обритые наголо головы почти касались друг друга, и они походили на сиамских близнецов. Два взрослых мужика, которые никогда не были близки родственно, никогда не были близки духовно. Один был старый мент, следак, второй — его жертва, преступивший закон, за которым поживший своё майор правоохранительных органов, бегал почти всю свою жизнь, так и не сумев отловить, и вот судьба свела, наконец, их вместе.

Они не узнавали друг друга, хотя косвенно или заочно были знакомы друг с другом. Но время, что шло вперёд, беспощадно отсчитывая не только часы и минуты, но и года и целые жизни, не щадило никого, меняя многих до неузнаваемости.

Вот и эти двое тоже так изменились, сначала повзрослев, потом постарев, поизносившись в жёстких вихрях не сладкой жизни, которая не замедлила оставить свой отпечаток на каждом, что даже, если бы они и были бы когда-то знакомы лично, то по прошествии времени вряд ли узнали бы друг друга.

Правда, сейчас они были очень похожи, находясь почти в одинаковой ситуации, ну, в одной позе сиамских близнецов точно, ещё и эти бритые головы и накрытые обнаженные тела, всё это делало их почти неразличимыми. И это было даже как-то знаково, потому что через некоторое время, сердце майора, ещё какие-то его органы должны будут начать функционировать в теле его жертвы. Они сольются воедино, станут одним целым, когда до недавнего времени были не просто отдельными личностями, а даже врагами.

Вот-вот из двух сделают одно. Хотел ли этот один, чтобы он стал тем, кто вечно преступал, против кого он вёл свою профессиональную деятельность, этого не знал никто, и навряд ли уже узнает, даже, если и спросят майора.

Это не было какой-то насмешкой или жизненной сатирой, это был жизненный парадокс. Как преступник и его жертва, стали бы таким же единым целым, случайно обнявшись, но не простивших друг друга за содеянное и случившееся.

Так и эти двое, что лежали, накрытые даже одной общей простыней, будто уже всё произошло, из одного вытащили и в другого вставили, вот, только забыли ставшее лишним убрать, или оставили специально, чтобы тот, кто обрёл, мог в последний раз посмотреть на того, кто утратил, понимая, что это, только что часть его, но уже обездоленная, а он — та часть общего целого, обретшего шанс на ещё годы жизни, которая неумолимо шла вперёд, не оборачиваясь назад, оставляя позади себя горы живых трупов, их воспоминания, их жизни в том прошлом, которого уже не вернуть, как не вернуть ту прошлую историю этих двоих, когда один постоянно убегал, скрываясь, а второй пытался нагнать и обезвредить, чтобы больше не мог преступить.

Это была часть их обоюдного существования в этом мире, которая осталось давно в том неведомом прошлом, в которое уже не войдёшь, коли вышел, даже запомнив, что там было, чтобы живя дальше, не забывать и помнить, хотя это ничего уже не меняло, ни в жизни майора, ни в жизни преступника. А вот то, что происходило здесь и сейчас, в корне должно было изменить их судьбы, и чьей коснётся большая справедливость даже не возникал вопрос, ведь радетель чести и порядочности людской покинет этот мир, а тот, кто постоянно нарушал покой других людей, продолжит своё шествие по этой жизни, ещё и с обновленным сердцем, которое позволит ему дышать полной грудью, не спотыкаясь и не кашляя на каждом шагу.

Это тоже был такой парадокс, вечная не существующая справедливость этого мира, когда виновный не нёс наказания, а его жертва отвечала за чужие проступки. Это была жизнь и её вечное кредо, в которой люди надеялись на справедливость, а иначе, зачем майор всё время отлавливал того, кто сейчас лежал рядом с ним, а справедливость не наступала или в очень редких случаях.

Но сейчас она, эта жизнь решила поступить иначе, глядя на два эти тела, что были настолько похожи, почти неразличимы, ещё и эти бритые головы, и простыня, что объединила их заранее в единое целое, она, эта жизнь задумалась.

Спросить каждого из этих двоих она не могла, да, они бы и не ответили, но судьба свела их вместе. Так вышло. Так почему же жизнь должна странным образом из двух сделав одно, развести всё же их в разные стороны. Она смотрела на них, на этих двоих, видела, как дышат их тела под вздымающейся в такт их вдохам и выдохам простыней, и не понимала. Это было что-то большее, чем обычный парадокс, тот, который она сама и устраивала людям и потому ничему не удивлялась.

А тут... Тут, она не очень и хотела думать, она не привыкла думать, привнося в жизни людей сплошные несправедливости. И потому, ещё раз глянув на то, что ей было в тот момент абсолютно не понятно, она распорядилась иначе, не как было предназначенного судьбой и предстоящим хирургическим вмешательством в жизни этих вечных врагов, стоящих по разные стороны баррикад нравственности и человеческой морали.

Она, эта жизнь решила, она распорядилась так, что когда в палату вошли медработники, оба тела были бездыханными. И это уже не было парадоксом, не состоявшимся и не будущим, парадокс заключался в другом, почти что первый раз в жизни случилась долгожданная справедливость. Преступник не должен был жить за счёт того, кто просто обязан был поймать его и пресечь его преступную деятельность, направленную против других людей, он не имел права дышать за счёт сердца майора, которое вечно жаждало справедливости.

В помещении с белыми стенами, в окна которого светило яркое зимнее солнце, тоже уже не согревающее землю, чтобы из неё могла произрасти новая жизнь, стояла мёртвая тишина, головы, находящиеся в вечном жизненном противостоянии при жизни, так и лежали, повернутые друг к другу, будто ничего и не произошло или не изменилось после смерти. Впрочем,так оно случалось всегда, жизнь шла вперёд, оставляя за собой чьё-то прошлое, чью-то жизнь с поломанной или удачно состоявшейся судьбой, это ничего не меняло, как и ничего не меняла смерть в жизни тех, кто уходил из неё навсегда.

5.06.2020 г
Марина Леванте