Он был гением, и не просто гением, а не признанным гением. Во всяком случае, он считал себя таковым. Считал, что был гением, но признавать его никто не хотел, и потому как все не признанные при жизни, был нищим и босым оборванцем. При этом не лишён был какого -никакого таланта, что значит сочинял хорошие стихи, и говорил при этом, что так и живет, с надрывом, как в своих стихах, и почти как покойный Высоцкий.
Никогда не был любимчиком женщин, потому что обладал не просто невзрачной внешностью, а был попросту не красив. Но его могли бы полюбить не за красивые глаза, а за красивую душу. Душу поэта, на писателя-прозаика он не тянул, не было времени, потому что корячился на стройке в качестве прораба, давно утратив здоровье, имея позвоночную грыжу и ещё кучу каких-то нелицеприятных, но не смертельных болячек. И потому,гордо бравируя, относил себя к фаталистам и считал, что имеет право сам распоряжаться своей судьбой, судьбой гения, а тем более не признанного гения, что значит, на фиг такой гений кому-то нужен, он сам решит, что ему делать со своей гениальностью, ну, и с жизнью разумеется, тоже.
И конечно же, как любой гениальный человек не опускался ниже себя, до каких-то там талантов. Что б, не дай бог, не узнать,что бывают непревзойденные таланты, и что не обязательно быть гением, тем более, когда этого гения никто не признает. Тем не менее, любил только себя и свои поэтические опусы, считая, что может всё, и даже невозможное, что не под силу никому другому, они же не гении!
Впрочем он не нуждался не только в наличии рядом других талантов, но и просто в людях, хотя сетовал на недостаток умных людей в этом мире, с которыми не прочь был бы и пообщаться.
Но общение с ним каждый раз напоминало, секс с нелюбимым человеком или за деньги, когда всё было быстро, не больно, но и без какого-либо удовольствия.
И он это знал, и потому обзавелся четырьмя котами, с которыми у него было полное взаимопонимание, тем более, что они, если бы и захотели, не распознав в нём гения, сказать ему об этом, не смогли бы, а только промурлыкали бы, что-то нечленораздельное и конечно же, не понятное, что не вызвало бы в нём обиды. И потому, да, ему предпочтительнее было общество котов, а не людей, даже умных или наоборот, ещё и умных людей, тех, которые не согласны были поддерживать в нём боевой дух гения, воспевая его мифы о себе, как легендарного героя, которого в упор не видит народ, а только бетономешалки, копалки и прочие строительные приспособления, с которыми он тоже общался или имел дело на стройплощадках.
И всё равно, он, работая на стройке, а до того, побывав среди криминальной братвы, умея не плохо боксировать, правда и тут в нём не увидели и не признали гениального боксера, какого -нибудь Али или Тайсона, а до того он поработал доктором, но не клиницистом, а простым завом в пункте по переливанию крови, и стать гениальным врачом тоже не вышло, а быть просто гениальным человеком не хотелось, потому пошёл в бандиты, но и тут вышел облом, не признали за матерого гения. Тогда, так как ничего не оставалось, опираясь на имеющиеся таланты и ещё здоровые руки и мышцы, украшенные татуировкой, как меткой от братвы, он пошёл осваивать строительное дело, потому что есть на что-то надо было, и жить тоже, а параллельно начал писать стихи, на прозу опять времени не хватило, зато на то, чтобы ощущать себя нищим, а значит и не признанным гением, потому что, где это видано, чтобы гений в золоте купался и в парчовых штанах ходил, на это времени, а главное возможностей, было более, чем предостаточно.
И он ощущал, и чувствовал при этом свою ненужность никому, сам говорил, бравируя, что поддержка ему не нужна, он же привык всегда сам и с усам, без кого-либо справляться в этой жизни, вот, правда, любимого человека рядом не хватало, а хотелось, как и всем нормальным людям, тем, что не гении. Но у не гениев были эти люди рядом, плохие или хорошие, или не очень хорошие, но были, а он оставался таким вечным волком одиночкой, всё стенающим, хотя, нет, воющим на луну, сидящим в своей берлоге в окружении тех преданных четырёх бессловесных котов, когда знал, что бывает как-то иначе, и даже в своих стихах говоря о таком, о безоблачном счастье и о бесконечной любви.
Но для него такой вариант тихого счастья мог бы быть только с тем, кто наконец, признал бы его хотя бы не признанным гением. А он всё равно не опустился бы до его талантов, если бы таковые имелись бы, до талантов любимого человека, потому что был еще и эгоистичен до мозга костей, и самолюбив, потому и не пожелал когда-то стать просто гениальным человеком, хотя иногда проблески оного проскальзывали, если не в нём самом, то в его словах точно, когда говорил о том,что имея такие боксёрские кулаки, никогда не бьёт женщин и детей, и стариков конечно же, тоже, но как-то дальше этого у него не шло, и он, оставаясь в мыслях непризнанным гениальным поэтом, на прозу так времени и не хватило, ходил из последних сил на нелюбимую работу, где доламывал свой почти уже неработающий с остеохондрозом позвоночник, продолжая считать себя фаталистом, продолжал распоряжаться своей жизнью, как считал нужным, тем более, что за его больной спиной никого не было, ну, если только те четыре кота, а он у них одинокий волк-вожак этой нечеловеческой стаи, так и не встретивший любви, или той, которая сумела бы при его внешности, а он лицом напоминал почему- то известного убийцу- маньяка Чикатило, такой же лысоватый к тому же и в очках, с не очень здоровым выражением лица, когда лучше такому и не улыбаться, чтобы не стать ещё краше, но он не встретил ту, которая полюбила бы его за красивую душу, не противясь, называла бы его «мой гений», а он так и продолжал бы считать себя непризнанным гением, потому что одного признания от любимой ему всё равно было бы недостаточно, как и любимая ему была не очень нужна, он же всё же был гением, не признававшим никого другого в этом мире, наполненном другими талантливыми людьми, которым достаточно было быть талантливыми писателями, художниками, артистами, но и быть при этом гениальными людьми, которые никогда не отказали бы ему в поддержке, но которая ему была не нужна, так он сам говорил, бросаясь громкими словами про сложность жизни и про ничтожность самого существования в этой жизни. О, да, он же был фаталист, возможно, гениальный фаталист, просто никто ему об этом не сказал, не успел и не успевал, потому что каждый раз общение с ним напоминало секс с нелюбимым человеком, который быстро заканчивался, а люди сразу исчезали, не оставив после себя никакого даже воспоминания, и не успев сказать в чём же его реальная гениальность заключается. В ощущении фатализма своей судьбы.
И когда его жизнь неожиданно оборвалась, а он сделать ничего уже не смог, он же был фаталистом, то есть он просто, как и все, скончался, когда пришёл срок, то он даже не успел спросить себя, чего же он так и не успел, сам распоряжаясь своей жизнью, не успел ли он что -то дописать или сказать, чего-то самого главного, не успел ли он случаем встретить самого главного человека в своей жизни, или он просто его не узнал и прошёл мимо, он же до того уже три раза был мёртв и смерти не боялся, но боялся всего того, о чем не сумел себя спросить, умерев окончательно, и так и не сумев признаться самому себе в том, что всё же боялся смерти и не хотел умирать,потому что знал,что тогда не успеет всего того, что всё же не сделал, а главное, что ему никто так и не сказал при жизни,что он гений, пусть и не признанный гений.
И потому со временем люди забыли и его стихи, и ту прозу, на которую у него так и не хватило времени, и его самого. И в общем-то, это было нормальное явление, в этом не было ничего страшного и не обычного, страшным оказалось то, что он так и не сумел нормально пожить, всё стеная по не полученному, не став гениальным врачом и таким же строителем, и не став гениальным поэтом. Он просто не сумел довольствоваться малым, быть просто гениальным человеком, любить этот мир со всеми его невзгодами и непривлекательными сторонами, с маленьким счастьем и большим несчастьем, уже в свои сорок он изнемогал от каких-то сожалений, чем отравлял себе и так порою нерадостное существование, постоянно повторяя что он гений и бравируя тем, что фаталист, надеясь на то, что его кто-то услышит и скажет наконец: "Да, ты гений, непризнанный гений, и что с того?"
Но его никто не услышал или не захотел услышать, и наверное, слава богу, потому что он умер с сознанием, что всю свою жизнь был гением, и не просто гением, а непризнанным гением, а это было гораздо лучше, чем получить признание при жизни, потому что, кто знает, может теперь-- то его признают гениальным, правда, он об этом не узнает, но и постенать по тому, что снова, чего-то недополучил, информации о том, что перешёл в статус признанного, не сможет.ГЕНИЙ
Он был гением, и не просто гением, а не признанным гением. Во всяком случае, он считал себя таковым. Считал, что был гением, но признавать его никто не хотел, и потому как все не признанные при жизни, был нищим и босым оборванцем. При этом не лишён был какого -никакого таланта, что значит сочинял хорошие стихи, и говорил при этом, что так и живет, с надрывом, как в своих стихах, и почти как покойный Высоцкий.
Никогда не был любимчиком женщин, потому что обладал не просто невзрачной внешностью, а был попросту не красив. Но его могли бы полюбить не за красивые глаза, а за красивую душу. Душу поэта, на писателя-прозаика он не тянул, не было времени, потому что корячился на стройке в качестве прораба, давно утратив здоровье, имея позвоночную грыжу и ещё кучу каких-то нелицеприятных, но не смертельных болячек. И потому,гордо бравируя, относил себя к фаталистам, и считал, что имеет право сам распоряжаться своей судьбой, судьбой гения, а тем более не признанного гения, что значит, на фиг такой гений кому-то нужен, он сам решит, что ему делать со своей гениальностью, ну, и с жизнью разумеется, тоже.
И конечно же, как любой гениальный человек не опускался ниже себя, до каких-то там талантов. Что б, не дай бог, не узнать,что бывают непревзойденные таланты, и что не обязательно быть гением, тем более, когда этого гения никто не признает. Тем не менее, любил только себя и свои поэтические опусы, считая, что может всё, и даже невозможное, что не под силу никому другому, они же не гении!
Впрочем он не нуждался не только в наличии рядом других талантов, но и просто в людях, хотя сетовал на недостаток умных людей в этом мире, с которыми не прочь был бы и пообщаться.
Но общение с ним каждый раз напоминало, секс с нелюбимым человеком или за деньги, когда всё было быстро, не больно, но и без какого-либо удовольствия.
И он это знал, и потому обзавелся четырьмя котами, с которыми у него было полное взаимопонимание, тем более, что они, если бы и захотели, не распознав в нем гения, сказать ему об этом, не могли, только промурлыкать, что-то нечленораздельное и конечно же, не понятное, что не вызвало бы в нём обиды. И потому, да, ему предпочтительнее было общество котов, а не людей, даже умных, или наоборот, ещё и умных людей, тех, которые не согласны были поддерживать в нём боевой дух гения, воспевая его мифы о себе, как легендарного героя, которого в упор не видит народ, а только бетономешалки, копалки и прочие строительные приспособления, с которыми он тоже общался или имел дело на стройплощадках.
И всё равно, он, работая на стройке, а до того, побывав среди криминальной братвы, умея не плохо боксировать, правда и тут в нем не увидели и не признали гениального боксера, какого -нибудь Али или Тайсона, а до того он поработал доктором, но не клиницистом, а простым завом в пункте по переливанию крови, и стать гениальным врачом тоже не вышло, а быть просто гениальным человеком не хотелось, потому пошёл в бандиты, но и тут вышел облом, не признали за матерого гения. Тогда, так как ничего не оставалось, опираясь на имеющиеся таланты и ещё здоровые руки и мышцы, украшенные татуировкой, как меткой от братвы, он пошёл осваивать строительное дело, потому что есть на что-то надо было, и жить тоже, а параллельно начал писать стихи, на прозу опять времени не хватило , зато на то, чтобы ощущать себя нищим, а значит и не признанным гением, потому что, где это видано, чтобы гений в золоте купался и в парчовых штанах ходил, на это времени, а главное возможности, было более, чем предостаточно.
И он ощущал, чувствовал при этом свою ненужность никому, сам говорил, бравируя, что поддержка ему не нужна, он же привык всегда сам и с усам, без кого-либо, справляться в этой жизни, вот, правда, любимого человека рядом не хватало, а хотелось, как и всем нормальным людям, тем, что не гении. Но у не гениев были эти люди рядом, плохие или хорошие, или не очень хорошие, но были, а он оставался таким вечным волком одиночкой, всё стенающим, хотя, нет, воющим на луну, сидя в своей берлоге в окружении тех преданных четырех бессловесных котов, и зная, что бывает как- то иначе, и даже в своих стихах говоря о таком, о безоблачном счастье и о бесконечной любви. Но для него такой вариант тихого счастья мог бы быть только с тем, кто наконец, признал бы его хотя бы не признанным гением. А он всё равно не опустился бы до его талантов, если бы таковые были бы, до талантов любимого человека, потому что был еще и эгоистичен до мозга костей, и самолюбив, потому и не пожелал когда-то стать просто гениальным человеком, хотя иногда проблески оного проскальзывали, если не в нём самом, то в его словах точно, когда говорил о том,что имея такие боксерские кулаки, никогда не бьет женщин и детей, и стариков конечно же , тоже, но как-то дальше этого у него не шло, и он, оставаясь в мыслях непризнанным гениальным поэтом, на прозу так времени и не хватило, ходил из последних сил на нелюбимую работу, где доламывал свой почти уже неработающий с остеохондрозом позвоночник, продолжая считать себя фаталистом, продолжал распоряжаться своей жизнью, как считал нужным, тем более, что за его больной спиной никого не было, ну, если только те четыре кота, а он у них одинокий волк-вожак этой нечеловеческой стаи, так и не встретивший любви, или той, которая сумела бы при его внешности, а он лицом напоминал почему- то известного убийцу маньяка Чикатило, такой же лысоватый к тому же и в очках, с не очень здоровым выражением лица, когда лучше такому и не улыбаться, чтобы не стать ещё краше, но он не встретил ту, которая полюбила бы его за красивую душу, не противясь, называла бы его «мой гений», а он так и продолжал бы считать себя непризнанным гением, потому что одного признания от любимой ему всё равно было бы недостаточно, как и любимая ему была не очень нужна, он же всё же был гением, не признававшим никого другого в этом мире, наполненном другими талантливыми людьми, которым достаточно было быть талантливыми писателями художниками артистами, но и быть при этом гениальными людьми, которые никогда не отказали бы ему в поддержке, но которая ему была не нужна, так он сам говорил, бросаясь громкими словами про сложность жизни и про ничтожность самого существования в этой жизни. О, да, он же был фаталист, возможно, гениальный фаталист, просто никто ему об этом не сказал, не успел и не успевал, потому что каждый раз общение с ним напоминало секс с нелюбимым человеком, который быстро заканчивался, а люди сразу исчезали, не оставив после себя никакого даже воспоминания, и не успев сказать в чём же его реальная гениальность заключается. В ощущении фатализма своей судьбы.
И когда его жизнь неожиданно оборвалась, а он сделать ничего уже не смог, он же был фаталист,ом, то есть он просто, как и все, скончался, когда пришел срок, то он даже не успел спросить себя, чего же он так и не успел, сам распоряжаясь своей жизнью, не успел ли он что -то дописать , чего-то самого главного, не успел ли он случаем встретить самого главного человека в своей жизни, или он просто его не узнал, он же до того уже три раза был мертв и смерти не боялся, но боялся всего того, о чем не сумел себя спросить, умерев окончательно, и так и не сумев признаться самому себе, что все же боялся смерти и не хотел умирать,потому что знал,что тогда не успеет всего того, что всё же не сделал, а главное, что ему никто так и не сказал при жизни,что он гений, пусть и не признанный гений. И потому со временем люди забыли и его стихи, и ту прозу, на которую у него так и не хватило времени, и его самого. И в общем-то это было нормальное явление, в этом не было ничего страшного и не обычного, страшным оказалось то, что он так и не сумел нормально пожить, всё стеная по не полученному, не став гениальным врачом и таким же строителем, не став гениальным поэтом. Он просто не сумел довольствоваться малым, быть просто гениальным человеком, любить этот мир со всеми его невзгодами и непривлекательными сторонами, с маленьким счастьем и большим несчастьем, уже в свои сорок он изнемогал от каких-то сожалений, чем отравлял себе и так порою нерадостное существование, постоянно повторяя что он гений и бравируя тем, что фаталист, надеясь на то, что его кто-то услышит и скажет наконец: «Да, ты гений, непризнанный гений, и что с того? «
Но его никто не не услышал или не захотел услышать, и наверное, слава богу, потому что он умер с сознанием, что всю свою жизнь был гением, и не просто гением, а непризнанным гением, а это было гораздо лучше, чем получить признание при жизни, потому что, кто знает, может теперь то его признают гениальным, правда, он об этом не узнает, но и постенать по тому, что снова, чего-то недополучил, информации о том, что перешел в статус признанного, не сможет.
16.10.2019 г.
Марина Леванте
© Copyright: Марина Леванте, 2019
Свидетельство о публикации №219101600332
